Давай эту дамочку американскую мне, я с ней поболтаю. Расслабиться ей надо, тогда заговорит. Тут одно кафе неподалеку открылось, туда ее надо вызвать для разговора. Сам знаешь, в управлении на людей стены давят так, что у них голова перестает работать. А там кофе с парой капель расслабляющего напитка, пирожное, глядишь, и память вернется.

И снова Гуров согласно кивнул — прав напарник-опер. На официальном допросе с внесением показаний в протокол свидетели замыкаются, боятся сказать что-то лишнее или ошибиться. К тому же на них давит официальная обстановка: люди в погонах, строгие лица, официальное обращение, проверка документов на входе. От такого немудрено позабыть все обстоятельства преступления, тем более что человеческая психика — хитрая штука и норовит как можно быстрее похоронить в глубинах памяти неприятные моменты. Действительно, надо перенести сегодняшнюю повторную встречу с Хелен Риккер в более приятное место. Он шепотом спросил у Стаса:

— Что за кафе?

Тот ответил широкой улыбкой, радуясь, что попал своим советом в точку:

— Да это наше любимое «Кушать подано».

Брови у Гурова радостно взлетели вверх. Это действительно было излюбленное их со Стасом заведение, где они обедали, отмечали удачные закрытия дела или дни рождения. Сеть подобных заведений с одинаковым названием работала по всей столице, потому шли опера всегда на красно-белую вывеску, уверенные, что сейчас получат отличное застолье или комплексный обед. Да и персонал уже запомнил двух крепких мужчин, что стали постоянными гостями в филиалах кафе. А после того, как опера помогли справиться однажды с разбуянившимися после слишком большого количества горячительных напитков гостями, то стали буквально героями для работников кафешек. Их узнавали бармены, с ними здоровались администраторы, официанты по-свойски советовали лучшие блюда и обслуживали без промедлений. Гуров был рад оказаться в такой атмосфере, слишком тяжелыми стали последние дни: внутреннее напряжение до сих пор не отпускало, как и боль в горле, несмотря на то что сегодня ночь он провел дома в мягкой уютной постели рядом с мирно спящей женой. Вроде бы выспался, отдохнул, привел себя в порядок, а в голове до сих пор перед глазами зеленые утопленники в рыболовной сети, а нос чует призрачный аромат гниющих тел.

Поэтому сразу после планерки опер набрал номер Хелен Риккер:

— Здравствуйте. У нас с вами на два часа дня назначена встреча. Мы можем встретиться в кафе? Протоколов сегодня не будет, просто поговорим. — Он продиктовал адрес, выбирая место поближе к дому родителей Шанурина, чтобы перед встречей со свидетельницей успеть поговорить с ними еще раз о гибели сына в аварии.

Хелен, как обычно, несколько секунд молчала. Затем медленно переспросила:

— Зачем там, почему? То есть я не понимаю, что происходит, почему не в отделе?

Лев внимательно вслушивался в ее голос, улавливая нотки страха. Молодая женщина говорила с заметным акцентом, постоянно путала слова, торопилась и сбивалась. До этого опер считал, что она потрясена гибелью сына, да и русский язык дается иностранке с трудом. Но сегодня с недоумением вслушивался в испуг, который так и сквозил в каждом слове. Почему такие простые вещи вызывают у нее страх? Гурову не хотелось объяснять свидетельнице, что он хочет вывести ее из ступора, сменив атмосферу официоза на уют домашнего кафе. Он сказал первое, что пришло в голову:

— Я буду у родителей Олега Шанурина в том районе, партнера вашего отца. Там удобнее будет встретиться.

И снова задержка в несколько секунд. Наконец Хелен почти прошептала сдавленно:

— Хорошо, я приду.

После разговора с ней Гуров созвонился с отцом Олега Шанурина и направился по знакомому адресу. Он запланировал визит сразу же после возвращения в отдел, чтобы найти доказательства преступлений Олега среди его личных вещей. Осмотр комнаты, остова сгоревшей машины, эксгумация — его ждет огромное количество работы. И все для того, чтобы доказать хотя бы для начала, что смерть Шанурина — фикция. Только после этого можно будет двигаться дальше, искать такие же вещественные доказательства, что именно Шанурин расправился со всеми, кого нашли водолазы на дне котлована. Долгая, кропотливая работа на несколько месяцев, уж слишком продуманно действовал преступник, почти не оставляя следов.

Хотя по дороге Гуров продумал разговор с родителями Олега, чтобы выудить у них побольше информации о сыне, его образе жизни, привычках, но в квартире разговор пошел не по плану. Отец почти швырнул в лицо оперу листок с уведомлением об эксгумации тела:

— Я отказываюсь, я буду жаловаться на вас в прокуратуру, президенту. Что вы творите?! Вырыть моего сына из могилы? Для чего? Что он вам такого сделал, что вы не даете ему покоя даже после смерти?

За спиной у разгневанного пожилого мужчины тихо плакала жена, утирая слезы измятым платком. Лев попытался объяснить, для чего проводится вскрытие могилы, но ему не давали вставить и слова. Отец Шанурина кричал и кричал, пока не выдохся совсем. Потом просто прошагал в тесный коридор и распахнул хлипкую входную дверь:

— Убирайтесь из моего дома. Немедленно. Я отказываюсь разговаривать и не разрешаю копаться в вещах сына.

Лев медленно вышел из квартиры, сцена вызвала у него неприятный осадок. Конечно, родители, которые только похоронили сына, не поверят в то, что любимый, тихий Олег оказался преступником с кровавым шлейфом из двенадцать тел. Близкие до последнего не верят в то, что любимый человек, с которым ты провел десятки лет в одной квартире, знаешь, казалось бы, все его мысли, вдруг оказался чудовищем. Поэтому придется вооружиться разрешением на обыск, чтобы все-таки изучить личные вещи Олега Шанурина в квартире родителей. Хотя непохоже, чтобы он держал здесь что-то важное, да и вообще, от них парень так же тщательно скрывал свои доходы — квартира старая, с обшарпанной мебелью, устаревшим ремонтом, безо всяких признаков миллионных доходов, которые получал Шанурин, обманывая Риккера. Опер почти вслух разговаривал сам с собой, повторяя свой вопрос неуловимому преступнику: «Как же ухватить тебя, Олег? Где, где ты сделал ошибку?»

На входе в кафе Гурова приветствовал радостный бармен за стойкой:

— Добрый день, Лев Иванович. Как дела ваши? Что-то не в духе вы, сделать кофе как обычно, покрепче?

Опер всмотрелся в знакомое лицо и улыбнулся — этот же тот самый бармен, с которым они успокаивали тогда разбушевавшихся посетителей. Он тепло улыбнулся и присел ненадолго на высокий стул, пока Хелен Риккер еще на подходе:

— Привет. И не говори, хороший кофе мне сейчас будет как раз. А ты как здесь оказался, в центре же работал раньше, в филиале у вокзала?

Бармен принялся ловко орудовать чашками и ложками, приготавливая горячий напиток:

— Да перевелся поближе к дому. Тут, конечно, спальный район, из